А вот вам шикарнейший рассказ от нашей постоянной читательницы Александры Альбертовской (vc.com/id147359394). Напомним также, что КАЖДЫЙ из вас может опубликовать на этом сайте рассказ о ваших любимчиках или интересный случай с животными. Не бойтесь, если вы не владеете техникой пера — присылайте нам сюжет и фото, а мы всё это превратим в удобочитаемую форму.
Вокруг было мягко, тепло и влажно. Иногда по прикрытым белесой пленкой глазам коротким всполохом светило нечто яркое, но чаще всего было уютно темно.
И было очень хорошо и спокойно. Всегда. А когда ему начинало казаться, что его что-то беспокоит, тут же откуда-то раздавался сухой глуховатый стук, потом мир менял свое положение и телу снова становилось удобно. Как будто кто-то нежный бережно перекладывал его со стороны на сторону.
И в эти мгновения он слышал голоса. Изредка озабоченные, но чаще такие заботливые и оживленные.
А потом уютная скорлупа стала тесноватой. Шершавый звук раздавался все чаще, но мир менял положение все неохотней. Голоса стали громче и ближе. Но теперь они вызывали скорее беспокойство, нежели умиротворение. Они как будто куда-то звали его.
Куда-то, куда совсем не хотелось идти…
И вот гладкие стены в очередной раз пошатнулись, и он лег особенно неудобно, на миг стало страшно, впервые за все время! Он вдруг перестал доверять вращению мира, тело немного выгнулось, какая-то его часть напряглась, незнакомо дернулась, раздалось «Крак!» и знакомая вселенная покрылась темными трещинами и лопнула!
Яркие точки светились в темноте, стало холодно, он пискнул и тут же нечто теплое, пушистое и сухое накрыло его собой. И высоко-высоко раздался лучший звук на свете, мягко и нежно засмеялась мама.
В серебристое звучание ее голоса вплелись медные литавры голоса отца:
— Наш первенец! Покажи же мне его, — в сухое и безопасное убежище вторглось что-то крепкое и жесткое, — ну? Где ты там, малыш?
— Погоди же, дорогой! — он слышал слова матери всем озябшим телом, — дай ему обсохнуть! Ты успеешь рассмотреть его утром!
— А если к утру вылупится и второй? Как я узнаю своего наследника?
Голоса стали тише и как-то мягче. Эти двое уже говорили только друг для друга:
— Ты узнаешь его. Ведь он будет вылитый ты!
Тело матери потяжелело, маленький Лебедь вытянул свою длинную шею под ее животом и благополучно уснул…
… Проснулся он от сухого «Крак!», потом раздался писк и его просохшего пушка коснулось что-то мокрое и холодное. Маленький Лебедь вскрикнул, попытался оттолкнуть от себя лапками неприятное существо и внезапно оказался снаружи устланного мягким пухом гнезда.
Огромный сияющий мир был пока расплывчатым, Лебеденок видел только размытые пятна подле себя, пронзительный яркий простор и чувствовал, как свежесть первого утра наполняет его.
А сверху доносились такие чудесные и знакомые голоса. Он слышал их все, пока был там, в скорлупе.
— Ты только посмотри, какая у него длинная шея, — гордо говорил кому-то отец, — он вырастет в крупного Лебедя! Он будет следующим вожаком стаи, вот увидишь, отец!
Другой голос, в котором звучала уже не медь, а прочная бронза, ворчливо отвечал:
— Размахом крыльев любуются осенью, сын. Не спеши прочить птенцу мое место.
— Я вовсе не спешу… — торопливо зазвенели папины литавры, но его перебил другой голос, похожий на мамин, но совсем твердый. Как будто о него можно больно ушибиться.
— Не ссорьтесь у детского гнезда, вы напугаете кроху.
Тут маленький Лебедь сморгнул и мир обрел ясность. На него сверху вниз выжидательно смотрели трое самых прекрасных существ. Перламутрово-белую шею каждого из них венчала небольшая аккуратная головка со строгими черными глазками и ярко-красными клювами.
Вот одна из птиц причудливо изогнула свою несравненную шею и голова приблизилась к Лебеденку почти вплотную.
— Он совершенно не боится нас, ха! — Лебеденок узнал голос отца, — ну что за храбрый малыш!
Вторая голова, покрупнее и потяжелее, тоже приблизилась и нервно щелкнула клювом:
— А может он попросту глуп, — жесткий клюв пребольно ткнул Лебеденка под хрупкое крыло, птенец от неожиданности пискнул, подлетел от удара над землей и неловко приземлился на тощую, прикрытую нежным пушком, спинку.
— Слабак, — презрительно кинул, уходя и покачивая коротким вздернутым хвостом, дед, — долго же мне еще придется водить стаю, пока вы высидите мне замену.
Следом за матерым лебедем неспешно проплыла зрелая лебедушка. Она не глянула на внука, лишь брезгливо дернула крылом, когда малыш случайно коснулся ее своей короткой перепончатой лапкой.
Из-под маминого животика задом выбрался второй птенец, нахохлился и уселся рядом. Вряд ли он видел все отчетливо, но вот расслышал наверняка все, от первого до последнего слова.
Мама бережно, но как-то суетливо помогла Лебеденку перевернуться и повернулась к отцу.
— Что скажешь?
— Что? — высоким, не похожим на свой обычный, голосом спросил тот.
— Неужели твой отец и вправду не позволит нашему сыну стать вожаком вместо себя? Ведь он уже… — она замялась, — так немолод…
— Отец прославленный вожак! — тем же высоким голосом выкрикнул величественного вида самец, — он с нетерпением ждет от меня достойного преемника. Раз он сказал «нет», значит, так тому и быть! Пока.
— Но посмотри, какая у нашего первенца длинная и крепкая шея, — неуверенно протянула мама, — ты же сам говорил, он будет крупным и сильным Лебедем!
Отец пренебрежительно фыркнул и тряхнул плотной гузкой:
— У цапель на заводи тоже длинные шеи, так и что же?
— Но наш сын не цапля… — в спину удаляющемуся супругу промямлила лебедушка, но тот ее уже не слушал.
Как-то вдруг Лебеденку стало зябко, будто кто-то вынул из его груди что-то теплое и важное, и теперь ему уже не согреться.
Он подскочил, растопырил короткие серые крылышки, вытянул шею у самой земли и помчался под материнское крыло.
Уже у самого ее пышущего жаром живота он пребольно ударился о что-то и кубарем покатился дальше. Мама тяжело вздохнула и жестким клювом торопливо подпихнула первенца поглубже, чтоб посторонние глаза не заметили неловкости птенца.
Но от самого берега, вытянув грациозную шею, в ее сторону смотрел старый Лебедь-вожак. И мать сникла.
Лебеденок под ней поспешно закопошился, чтоб развернуться и посмотреть, что же так ударило его? И у самого маминого крыла клюв к клюву столкнулся с младшим братцем. Пелена с его глаз уже спала, смотрел он на Лебеденка ехидно и зло.
— Цапель! — прошипел он так, чтоб слышал его только старший птенец, — неуклюжий Цапель!
И клюнутая нога немедленно снова разболелась.
Так все и продолжилось.
Мать старалась прятать сына от отца и деда с бабушкой и все пыталась привить ему величественные манеры.
— Иди прямо… не вытягивай шею вперед, тянись вверх!… не раскачивайся из стороны в сторону… прижми крылья! Соберись, на тебя смотрит вожак!
На него всегда и отовсюду смотрел вожак…
Отец шуршал камышом, появлялся у гнезда всегда неожиданно. И почти сразу Лебеденку доставался тычок жестким клювом.
— Вытяни шею! Подбери пальцы! Не смей бегать, ты же не гусь!
Однажды Лебеденку повезло, он увидел отца до того, как тот заметил своего старшего сына. Малыш весь подобрался, он вспомнил все, что говорила ему мать! Горделиво вытянул шею, плотно прижал небольшие пока еще крылья к начинавшим оперяться бокам, и, неспешно ступая, прошел мимо самца-Лебедя. И немедленно получил плоским клювом по самой макушке все еще сероватой головки:
— Куда ты ее тянешь, как Цапля?!
И больше Лебеденок не старался. Он торопливо шмыгал от взгляда отца в заросли камыша и терпеливо ждал, пока тот оставит гнездо на супругу и двоих сыновей.
От младшего же брата ничего особенного не ждали, и он вволю резвился с отцом на мелководье! Бежал к нему, широко расставив слабые крылья, и отца это только забавляло. Он обвивал могучей шеей нежную и хрупкую шейку своего второго ребенка и заботливо пощипывал его у самого ее основания. А когда отец опускал на воду крыло, чтоб детвора забралась на него и поплавала по озерной глади, младший птенец больно поддевал старшего клювом то под грудку, то под гузку. И тот падал плашмя на воду под разочарованным взглядом родни.
— Цапель! — Шипел тогда зловредный братец и гнусно хихикал.
А из самой середины камышей на неловкого Лебеденка сочувственно смотрела настоящая Цапля.
В детстве она попала лапкой в брошенную рыболовную сеть, и с тех пор заметно хромала и мало могла передвигаться по заболоченным местам в поисках лягушек. Она часто недоедала, и была потому невзрачна и низкоросла.
И издали она любовалась семейством белоснежных лебедей, но особенно ей приглянулся застенчивый сероватый первенец. Пух у него не вполне еще сменился на перо, поэтому были птенцы далеко не такими симпатичными, как видели их их матери, Лебедушки.
Но старший из внуков вожака Цапле нравился тем, что никогда не жаловался родственникам на выходки младшего брата. А просто виновато и грациозно сгибал стройную шею и опускал восхитительную голову к самой воде. Он был по-детски неуклюж, но ведь это скоро пройдет. А вот эта царственная стать и добрый степенный нрав останутся с ним навсегда.
Вскоре у Цапли появились свои птенцы, и она стала меньше обращать внимания на отпрыска благородной семьи. Но часто-часто, любовно распушая нежный пух на своих малышах, Цапля чувствовала, что кто-то еще есть в камышах. Кроме нее и ее детей. И догадывалась, что там от своего отца прячется старший из Лебедят.
Юные Лебеди вставали на крыло. У них уже получался сильный толчок крыльями из воды, рывок, взлет и даже разворот становился раз от раза все изящней и изящней.
Но вот грациозно приземлиться удавалось не всегда. И, если младшему перепадал от отца только легкий смешок, то старший получал за всякую оплошность полной мерой.
— Выводи крыло! Выводи его! Ровнее… ровнее…. Замедляй же, ну!.. ах, чтоб тебя! Ты снова плюхнулся! Ты не сел, ты упал! Шлепнулся, свалился! Ты не Лебедь! Ты снаряд для распугивания лягушек! Посмотри, как они сиганули от тебя в разные стороны…
Цапля смотрела на старательного подростка и шипящего отца с сочувствием. Она жалела их обоих и ничем не могла помочь. Да и не хотела — ее совсем поглотили заботы о подрастающих цапельках.
Но Цапля совсем не напрасно пряталась в камышах рядом с местом, где Лебедята учились приземляться — они так тяжело плюхались в воду, что на какое-то время оглушенные рыбки и головастики поднимались к поверхности и хроменькой Цапле было легче найти пропитание для своих трех птенцов.
А потом она заметила, что старший на развороте специально метит поближе к ее камышам. И, когда у него получается тщательно прицелиться, он плюхается о воду особенно шумно. И Цапля поняла, что молодой Лебедь ее заметил.
И внутри нее поселилось что-то теплое и важное. Такое, что теперь она не смогла бы замерзнуть.
Цапля тихонько шмыгнула в камыши и похромала к своему гнезду. А на самом закате, когда только неугомонные малыши не давали ей сунуть остроносую голову под крыло, раздался знакомый клекот, шум крыльев и старший Лебеденок со всего размаху плюхнулся о воду! Фонтаном поднялись брызги и заискрились в свете закатного солнца капельками тепла и смеха.
Цапельки торопливо подхватывали разлетевшихся головастиков и громко щелкали клювами от удовольствия.
И с того дня Цапле уже не надо было прятаться в камышах, чтоб посмотреть на то, как на воду опускается внук вожака лебединой стаи.
Теперь он сперва шумно плюхался, поднимая фейерверк брызг, а потом, когда сытые цапельки устраивали свои игры камышинками и длинными ногами сестричек, Лебеденок снова с силой отталкивал мощное тело от воды, взлетал, грациозно разворачивался и в наступавшей всякий раз благоговейной тишине мягко опускался на воду и скользил по ней к самому гнезду своей подруги.
И она смотрела на него так, как все на свете смотрели когда-то только на скорлупу его яйца.
Юный Лебедь послушно отрабатывал в стае все развороты, нырки и длинные перелеты, но всегда возвращался спать к гнезду своей Цапли.
Беседовали ли они тихо, что не разбудить цапелек, засыпали ли молча, греясь теплом присутствия друг друга — бог весть… но камыши окружали юного Лебедя, как когда-то надежная скорлупа. И не было никого на свете счастливее и спокойнее его. И отдалились и отцовские крики, и дедовы взгляды, и мамино беспокойство. Мир становился только его, Лебеденка, миром.
Наступала осень.
Хроменькая Цапля все больше времени проводила в своей стае, у ее детей завязались игры с цапельками других родителей.
Да и Лебедю уже не оставалось времени на длительные перелеты до гнезда подруги и обратно.
Внутри же всегда жило ее присутствие, Лебедю этого хватало.
Вожаком у них по-прежнему был старый Лебедь, но его старший внук держался теперь у правого его крыла, помогая старику поднимать весь клин.
Дед не признавал его помощи.
Внуку это было не надо…
…
С середины апреля хромая Цапля начала высматривать лебединый клин, с которым должен был вернуться ее друг, маленький Лебеденок.
Пронеслись на соседнее озеро шумные цесарки, устало приземлились на длинный отдых перед последним перелетом серые гуси, а лебедей все еще не было видно.
Но вот одним погожим вечером воздух наполнился знакомых курлыканьем и шелестом огромных белоснежных крыльев. Клин заходил на посадку. Впереди летел огромный самец. Он мощными движениями загребал воздух, помогая лететь тем, кто был позади него.
Знакомый поворот грациозной шеи, легкое покачивание крыла, звенящая тишина и без единого всплеска два десятка усталых птиц опустились на воду.
Цапля узнала нового вожака. Это был ее друг, старший внук прежнего вожака. Он так часто взлетал и садился на ее глазах, что ошибиться было просто невозможно.
Едва слышно шлепая по воде, она добралась до своего гнезда и спокойно устроилась на ночлег. Гадая, увидятся ли они этим летом?
И вдруг прямо над ее головой пронеслась огромная тень, потом раздался знакомый шумный всплеск, и к ней заскользил по быстро темнеющей воде прекрасный повзрослевший Лебедь.
У самого гнезда он замер, встряхнулся всем оперением, грузно осел и спрятал голову под крыло.
Никто из них не издал ни единого звука, но не было в той тишине пустоты…
Комментарии: